КРЕМЕНЧУГ ПРЕДКОВ МОИХ.
Хочу опубликовать фрагмент моей автобиографии — текст о кременчугских предках. Чтобы прочли дети и внуки, все те, кому это интересно.
Дов Бер Каплан.
Бабушка моя — Ривка, родилась в Чигирине, небольшом городке, рядом с Кременчугом, 10 Элула 5654 (11 сентября 1894).
У её родителей долго не было детей (или, если я не ошибаюсь, два мальчика умерли в раннем детстве). Её папа, Дов-Бер, сын Ехиэля Заславского, владел магазином в Чигирине. В справочнике «Вся Россия» за 1897 год (столбцы 793-794) указывалось, что у Заславского Берко Ихельевича было в Чигирине 2 магазина на Базарной площади: галантерейный магазин и мануфактурный, и ещё магазин часов, золотых и серебряных изделий на Миллионной улице. Согласно тому же справочнику уже за 1899 год (столбец 1072) у Заславского Берко Ихельевича был магазин мануфактуры и галантереи на Базарной площади, и кроме него (столбец 2491), магазин «Золотые и серебряные вещи» на Миллионной улице. Упоминаются магазины прадедушки и в изданиях за 1900 год (столбец 657), 1902 год (столбец 587) и 1912 год (столбец 1307), но в последних двух упоминается лишь один магазин «Мануфактурные товары». В базе данных
http://www.kremenchug.su/index.php приведён список имеющих право выбирать в Государственную Думу за 1912 год, и в нём за №155 фигурирует Заславский Берко Ехелевич, мещанин, имеющий избирательный ценз по имуществу. Он упоминается и в списках лиц, имеющих право быть избранными в присяжные заседатели на 2 предвоенных года — 1913 и 1914. Он был тихим добрым евреем, приказчики в его магазине беззастенчиво его обворовывали, но он не вмешивался.
Гражданская война породила тяжёлую эпидемию сыпного возвратного и брюшного тифа. Антибиотиков тогда ещё не было. Бабушка заболела, и доктор сказал, что у неё мало шансов выжить. Во время болезни ей дали второе имя — Хая и остригли волосы. Когда у бабушки наступил кризис (turning point in the course of disease), ночью, зимой, прадедушка Дов-Бер выбежал на улицу, упал в снег и молился о её выздоровлении. С того момента бабушка пошла на поправку. Наверное, прадедушка просил и своего прадеда, Браславского Ребе — ребе Нахмана, ведь он был браславским хасидом и на Рош-аШана молился в Умани, на Оэле. Меня назвали в честь него. Мама его, Штерна-Сосья, была дочерью раввина Кременчуга, реб Арке (Аарон), сына Фрейды, старшей дочери Старого Ребе Хабада Шнеур-Залмана. (Часто ошибочно считают, что отец прадедушки Дов-Бера, Ехиель был сыном реб Арке и Фрейды, но он был их зятем, как установил браславский хасид, крупнейший исследователь браславского хасидизма раввин Элиэзер Хешин, по недавно открытым письмам рава Натана Штернгарца. Хотя его называли реб Иехиель береб Арке, имелось в виду, что он зять реб Арке, а не сын).
Очевидно, что Штерна-Сосья была названа по имени своей прабабушки Штерны, жены Алтер Ребе, и в честь своей бабушки Сосьи (которую иногда малограмотные люди называют Сашей, и даже дают ей дополнительное имя Александра!), жены рабби Нахмана. По-видимому данное ей имя указывает на то, что она родилась ещё при жизни её бабушки Фрейды. Рав Аарон и Хая, как их дочь Штерна-Сосья, и муж её Ехиэль, похоронены в Кременчуге на старинном еврейском кладбище, которое в советский период стало частью военной базы с артиллерийскими складами. Как военный объект, территория тщательно охранялась, и доступа к захоронениям не было. Надгробные плиты были безжалостно вырваны и использованы в качестве оснований складских помещений, объектов и зданий, а также применялись для мощения дорожек и подъездов на артиллерийских складах. После расформирования воинской части еврейские надгробия и плиты использовались населением в качестве дорожных покрытий, фундаментов домов, Сегодня от самого кладбища почти не осталось следов, а само кладбище грабят вандалы, орудуют «черные археологи», безжалостно уничтожающие еврейское наследие. Обращения к мэрии города остаются без ответа. На территории кладбища хотели осуществить строительство жилого массива «Озёрный». Но после обнаружения человеческих останков, работы были прекращены, слава Б-гу. Те немногочисленные евреи, которые подвижнически пытаются сохранить память о похороненных там, смогли установить лишь стелу и мемориальную доску с именами праведников. Но на территории бывших складов разбросано еще много надгробных плит, осколков старинных памятников, фрагменты костей. Всё это требует защиты и увековечивания.
Замуж бабушка Ривка Хая вышла 4 Нисана 5680 года, во время Гражданской войны и страшных еврейских погромов. В том же году, видимо, незадолго до их свадьбы, была убита мама дедушки Шнеур Залмана — Рэйзел, дочь Гешла (Геси) Гальперина.
К весне остатки белых армий отступили в Крым, город был занят красными, но и в Полтавской губернии, в которой был Кременчуг, и в южных уездах Киевской губернии, к которым относился Чигирин — действовали (и устраивали еврейские погромы) десятки банд. В мае 1919 года банда атамана Григорьева убила 150 евреев, а в августе того же года погром в Кременчуге устроила белая армия генерала Деникина. По данным архивов в Полтавской губернии действовали банды под предводительством атаманов Левченко, Ромашко, Келеберда, Ивченко, Брова, Иванюк, Черный, Аненков. В южных уездах Киевской губернии атаманами были Чучупака, Коцюр, Блакитный, Голый, Зализняк, Гонта, Мамай, Фесенко, Туз. Часть из них примыкали к махновцам, часть — к петлюровцам. И это, по данным архива, лишь примерно пятая часть банд. Папа дедушки Шнеур-Залмана был хабадником из Бобруйска в Белоруссии.
Историк Хабада раввин Иеошуа Мондшайн упоминает его: התמים ר’ פסח ..פינקעל מחערסאן. למדן ומשכיל. הי»ד (он ошибся в написании фамилии).
Звали его Цви-Гирш Фрейнкель. Дедушка Зяма подчёркивал, что фамилию следует произносить именно так: Фрейнкель, а не Френкель. Занимался он хлеботорговлей (то есть продажей муки). Видимо, по экономическим соображениям реб Гирш со своей семьёй переехал из Белоруссии в Украину. В Белоруссии евреям становилось тесно, а в Кременчуге ещё с 1844 года действовала хабадская ешива, а в конце 19-го века в Кременчуге жили около 30 тысяч евреев — практически, половина населения города. В городе было 32 синагоги, называвшиеся молельными домами, в том числе Главная Хоральная Синагога.
Город называли «Украинским Иерусалимом» и «Хасидским раем».
Прадедушка и его сыновья часто ездили в Белоруссию. Видимо, к Ребе, но и по делам фирмы. Очевидно, они везли хлеб из плодородной Украины — в Белоруссию. Их дело было поставлено хорошо, семья была богатой по тем временам, у них был большой двухэтажный дом и своя ложа в театре. Директор театра обычно спрашивал их, будут ли кто-нибудь из них на представлении, или он сможет сдать на сегодня ложу посторонним.
Прадедушка Гирш фигурирует в базе данных
http://www.kremenchug.su/index.php в списке имеющих право выбирать в Государственную Думу за 1912 год за №3801: Фрейнкель Гирш Невахов (то есть сын Ноаха), мещанин, избирательный ценз по: 1) торговле, 2) квартальному налогу.
Так как он не фигурирует в справочниках «Вся Россия» за 1895, 1897, 1899, 1900 , 1902 и даже 1912 годы, а в списке имеющих право выбирать в Государственную Думу, составленном 16 июля 1912 года он уже фигурирует и имеет ценз и по торговле и по квартальному налогу, то, скорее всего, они переехали в Кременчуг в 1912 году, за 2 года до войны.
Дедушке Зяме тогда уже исполнилось 22 года (он родился 19 тевета 5650, 11 января 1890). Значит, он родился в Бобруйске. К свадьбе ему исполнилось 30 лет, а бабушке — 25.
По субботам к столу большой семьи прадедушки Гирша приглашали и служивших в Кременчуге солдат-евреев.
Когда в город вступили большевики, у них, богатых евреев отобрали всё имущество, и заставили, как рассказывал мне дедушка, чтобы поиздеваться, чистить улицы.
Богатые евреи стали «лишенцами», то есть были лишены гражданских прав, в частности, не могли получить высшее образование, занимать ответственные должности, получать пенсию и пособие по безработице. Им не выдавались продуктовые карточки, либо же выдавались по самой низшей категории. Напротив, налоги и прочие платежи для «лишенцев» были существенно выше, чем для остальных граждан. Детям «лишенцев» было крайне затруднительно получить образование выше начального. Поэтому и дедушка Шнеур-Залман, и его братья и сёстры уехали из Кременчуга в большие города — Москву и Ленинград, там легче было затеряться, пока государственная машина не была до конца отлажена. К весне 1931 года дедушка уже устроился в Москве и ждал бабушку с двумя дочерями — мамой и тётей Любой и с бабушкиным отцом — Дов-Бером. И тут началось наводнение. В Кременчуге бывали наводнения и раньше, но такого — не было. Весной 1931 года вода в реке Днепр поднялась выше обычного. Население города строило защитные дамбы, но однажды утром вода прорвала дамбу и хлынула в город.
Начало заливать нижние этажи. Бабушка относила мебель на верхний этаж. Маме тогда исполнилось только 10 лет, а тёте Любе было 8 с половиной. За ними приехали на лодке, брали только детей с матерями, но бабушка наотрез отказалась оставить своего старенького отца. Ему было около 90 лет — по тому времени это была глубокая старость. Мама и тётя Люба плакали, не хотели уезжать без мамы, но их посадили в лодку и увезли. Через какое-то время мимо на лодке проезжал начальник милиции, еврей, служивший до революции в магазине прадедушки приказчиком. Он увидел дедушку, посадил его к себе в лодку и сказал о нём (на идиш, конечно) «Не коммунист, но очень хороший человек».
Мама училась в украинской школе (то есть на украинском языке). У них с тётей Любой было одно пальто на двоих, и тётя Люба могла выйти на двор только, когда мама возвращалась из школы.
Вскоре они переехали в Москву.
Сначала им удалось временно снять комнату в пригороде Москвы — в Царицыно (сегодня — это район Москвы). В Царицыно уже жил брат дедушки — Самуил (Шмуэль) с женой Эстер (она была родственницей бабушки). Очень скоро, в том же году, прадедушка Дов-Бер умер. В это время дедушка Шнеур-Залман был в командировке, и ему приснилось, что его тесть зовёт его: «Я умираю, приезжай!». На следующий день сон повторился: «Ну, где же ты? Я умираю!». Дедушка бросил всё и приехал, но прадедушку в живых уже не застал. Бабушка рассказывала, что у прадедушки были какие-то проблемы с властями в связи со строительством (очевидно, подпольной) миквы. Умер он, лёжа на печке — в деревенских домах наверху, на печке, люди спали.
Дедушка и бабушка долго искали комнату в Москве. Через несколько месяцев бабушке Риве приснился во сне её покойный отец и сказал: «Я помню, что вам негде жить. Первое время мы тут заняты, и я не мог ничего сделать, но сейчас я смогу тебе помочь». И сразу после этого бабушка нашла эту комнату в Конном переулке.
Теперь о дедушкином брате Пейсахе (дяде Пейсе, как называли его мама и тётя Люба).
В 1932-1933 годах в Украине был страшный голод — от голода умерли миллионы людей. Было много случаев людоедства. Украинцы называют его сейчас «голодомор». Главной причиной голода — было создание колхозов и конфискация имущества крестьян. Как я писал, дядя Пейсах жил в Херсоне, на юге Украины. Херсон был городом «третьей категории по снабжению», так как в нём не было военной промышленности. Голодающие районы были изолированы, но каким-то образом дяде Пейсе, умирающему от голода, удалось приехать в Москву. Доктор велел кормить его маленькими порциями, по одной ложке супа, пока он не окрепнет. О дедушке Пейсахе я слышал в 1984 году у Любавичского Ребе, в Crown Heights от раввина Залмана Левина. Реб Залман был мальчиком, когда реб Пейсах приезжал в Киев, и хорошо его запомнил. В Хабаде реб Пейсаха называли «маскилом», то есть тем, кто глубоко разбирается в Кабале и философии Хабада. Дедушка Шнеур-Залман рассказывал мне, что он прочёл «Капитал» Маркса, в связи с этим, у него возникли вопросы, и он изложил их в письме Центральному Комитету коммунистической партии. Как он мог остаться в живых после этого, да ещё и на свободе — загадка. Возможно, это было в 20-е годы, когда всем было не до него.
Историк Хабада раввин Иеошуа Мондшайн упоминает его: התמים ר’ פסח ..פינקעל מחערסאן. למדן ומשכיל. הי»ד (он ошибся в написании фамилии).
Сохранилось большое письмо ריי»ץרביк нему (אגרות קודש עמ’ 280-282).
ברשימת דברים של ר’ יהודה חיטריק כתוב עליו (עמ’ 338).
Своих детей он учил сам, в школу не посылал, чтобы они не были вынуждены нарушать Шаббат.
Когда пришли немцы, семья пыталась бежать, но немцы наступали слишком быстро, продвинулись глубоко вперёд, и им пришлось вернуться в Херсон. Там они и погибли.
Лишь дочь дяди Пейси, Чарна, которая была замужем в городе Воронеж, спаслась.
_______________
Барух Бавли по воспоминаниям Дова Бера Каплана.
Дов Бер Каплан — израильский учёный-физик, преподаватель, признанный авторитет в науке, автор многочисленных публикаций и эссе по вопросам физики и математики.
На фото: Семья Григория-Цви Заславского. Кременчуг, 1929 г.
Цви Заславский - в центре; возле него - жена Хая, с дочерью Рисей. Между ними - Зяма. Возле р.Цви - Мотл (Мотя).
Двоих других сыновей Цви Заславского - Ехиеля и Наума расстреляли бандиты из банды Зеленого в 1919 г. Возле Мотла его старшая дочь - Соня (Софья) и сын Наум.
Соня прошла врачом всю войну, затем работала в Кременчугской Земской больнице.
Наум (Нюма) служил танкистом (в звании капитана) во время Финской войны, а при обороне Ленинграда пошел вместе с танком под лед Ладожского озера.
Жена Мотла умерла очень рано.
В 1919 в Шполе был страшный погром, и в Кременчуг прибежала девушка по имени Анна, у которой на глазах разорвали ребенка. Мотл женился на ней и у них родилась дочь Гита (она на фото внизу, между Хаей и Рисей). Жизнь у Гиты оказалась короткой. В 1941 г. она поступила в Харьковский мед. институт, их сразу послали рыть окопы. Гиту убило первым же снарядом.
На фото, между Цви и Хаей Заславскими сзади стоят Оля Гита и Фрида (в браке Гольдштейн). Рядом с ней - Израиль Гольдштейн. Внизу дочери Фриды и Израиля - маленькая Фаня (в будущем Рабинович) и Фира.
Соня, после убийства братьев, уехала в Америку, вышла замуж и хорошо устроилась. В 1921-22 г. она приезжала в Кременчуг, чтобы забрать хоть кого-то из близких в США, но никто с ней не поехал.
© все права "Jewish Kremenchug".